Алексей Морозов: «Я согласен на все в рамках закона»

Как коротали время на карантине?

— Поначалу забавно коротал время — 1-ые две недельки были самые приятные, поэтому что ранее было весьма много работы, и вдруг она завершилась. 1-ые две недельки мы с женой замечательно отдыхали, валялись и с огромным наслаждением самоизолировались. Потом начался период волнений и чуток ли не депрессий, поэтому что работы так и не было — и 3-ий месяц так и нет. Чувствовалось нервное (Нерв — составная часть нервной системы) напряжение. Невзирая на то, что киноиндустрия встала, было огромное количество предложений, связанных с удаленными пробами — мы записывали большущее количество «самопроб», так что стали реальными мастерами. (Смеется.) Даже приобрели особое световое оборудование и чуток ли не раз в неделю записывали ролики. В принципе, можно сейчас совершенно не приезжать на пробы, а просто записывать самопробы дома — это круто!

У вас есть хобби? И посодействовало ли оно для вас занять себя во время самоизоляции?

— Есть, и оно тоже соединено с карантином. Мое основное хобби — это музыка. За эти три месяца я разучил несколько новейших композиций на фортепиано, которое мне подарила моя красивая жена Дана Абызова, прекрасная актриса. Я разучил две композиции Баха из «Отлично темперированного клавира» (сборник клавирных пьес И. С. Баха, — прим. авт.) и на данный момент начинаю разучивать Моцарта «Фантазию Ре-минор». Я играю на музыкальных инструментах, а именно на электрогитаре, которую мне также подарила моя жена. Она помогает мне развиваться творчески и художественно.

А что обычно делают актеры, когда случаются перерывы в съемках, чем занимаетесь вы?

— Я пишу самопробы и играю на фортепиано. Также читаю специальную литературу по актерскому мастерству. Из крайнего — «Мастерство актера. Двенадцать шагов к Голливуду» Ивана Чаббака. Достаточно любознательная книжка, где собраны наилучшие мысли Станиславского, Немировича-Данченко, Миши Чехова и объединены в двенадцать шагов. Из этих шагов мне больше всего нравится крайний, двенадцатый, который звучит как: «Будь что будет». Нравится это шаг тем, что на сцене либо съемочной площадке про все прошлые пункты необходимо запамятовать — они в для тебя уже есть, необходимо только сыграть «тут и на данный момент». Самое ценное в искусстве актера — игра тут и на данный момент.

На данный момент на видеосервисе START вышел сериал «Надежда» с вашим ролью. Поведайте о собственном персонаже.

— «Надежда» — это драма о даме, которая ведет двойную жизнь: рачительная супруга и мама, она в то же время хитрецкий и свирепый киллер. И опосля 18 лет таковой «кровавой» работы она желает отрешиться от черной стороны собственной жизни и предназначить себя семье. Мой герой — супруг Нади, сорокалетний басист, музыкант, играющий в группе, но ничего, по большенному счету, не добившийся. Я никогда не играл схожих персонажей. В 40 лет он «в маленьких штанишках» продолжает «лабать» на басу. (Смеется.) В то же время он весьма незапятнанный и хороший человек, полностью доверяющий собственной супруге, а она оказывается киллером. О этом он, естественно, не понимает, по легенде его супруга — бортпроводница. Его метания и сомнения по отношению к своей супруге показались мне весьма увлекательными. Арка моего персонажа достаточно суровая — тот супруг Надежды, которого мы лицезреем в конце, достаточно очень различается от доверчивого басовита, который стает сначала истории. Эта роль не таковая геройская, какие я обычно играю. В конце с ним происходит метаморфоза — конкретно из этого полностью негероического человека растет герой. Он изменяется и становится человеком, способным нести ответственность за возлюбленную даму, за малыша и за жизнь всей семьи.

Виктория Исакова — безупречный партнер?

— Естественно! С Викой было замечательно работать. Это тот вариант, когда актриса занимается не собой и своим персонажем, а тобой, партнером. Она полностью растворяется в партнере, и это весьма помогает мне растворяться в ней. Это такое полностью актерское партнерство, и его ничем не заменишь — никакими постановочными, зрительными эффектами, режиссерскими ходами. Если нет жив жизни меж партнерами в кадре — кинофильм провалится. Тьфу, тьфу, тьфу, вроде у нас вышло наметить эту «живую жизнь» с Викой.

Можно сказать, что все было ясно, либо все таки во время съемок появлялись трудности?

— Незадолго до «Надежды» я снимался в кинофильме «Эксперт», где мой герой хромал на одну ногу, и, придя на съемочную площадку «Надежды», я продолжил хромать. И Елена Хазанова, режиссер, произнесла мне: «Леша, почему ты хромаешь? У тебя же рука сломана!». Ведь вправду, по сюжету в «Надежде» мне разламывают руку, и я должен со сломанной рукою играться. Вот это была смешная техно сложность. (Смеется.) Реальных сложностей не появлялось, поэтому что собралась потрясающая команда, все работало как часы! Все цеха были на месте и работали как единый слаженный механизм.

Что запомнилось от работы, от самого съемочного периода, перерывов, атмосферы, царившей на площадке?

— Сначала, атмосфера доверия друг к другу и чувство, что любой находится на собственном месте. У нас не было простоев, переработок, хотя сами сцены были сложные — не по постановке, а психологически. Все мои сцены были соединены с психическим развитием героя. В то же время у Вики Исаковой было много сцен, связанных с трюками, с выстрелами и «высадками» — это когда на тело укрепляют особый механизм, взрывающийся при стрельбе в актера. У меня не было таковых сцен. Также мне весьма запомнилась «европейская» слаженность. Елена Хазанова — интернациональный режиссер, и у меня было чувство, что снимаешься в неплохом европейском кино.

«Арка моего персонажа достаточно суровая – тот супруг Надежды, которого мы лицезреем в конце, достаточно очень различается от доверчивого басовита, который стает сначала истории»Фото: материалы пресс-служб

Что нравится и что не терпите в партнерах?

— Мне нравится, когда партнер занимается тобой, а ты занимаешься им. Когда вы не думаете, как выглядите в кадре, а взаимодействуете с партнером на площадке. Не нравится, когда партнер занимается лишь собой и своими переживаниями, что-то параллельно для тебя играя, сам по для себя, не взаимодействуя с партнером. Это «мертвит» все происходящее вокруг.

Вы когда-нибудь отрешались от роли из-за артиста-партнера, который для вас неприятен? Либо к чему прибегаете, чтоб скрыть неприязнь и создать работу?

— Таковых партнеров, к счастью, не было. Если появляются противные моменты, я стараюсь применять их в работе — относиться к собственному партнеру, используя неприязнь. Ведь это мощная эмоция (процесс средней продолжительности, отражающий субъективное оценочное отношение к существующим или возможным ситуациям). Стараюсь ее переплавить в то, как мой персонаж испытывал бы неприязнь к этому человеку, даже если по сценарию он его любит. От любви до ненависти — один шаг. Играться чистую любовь не так любопытно. Все, что со мной происходит, я стараюсь переплавить в материал для роли.

Вы совершенно терпеливый человек?

— Можно сказать, что да. Готов вытерпеть довольно длительно, но позже резко вспыхиваю. Когда терпению приходит конец, рву все личные связи. Это факт. Как гласил Высоцкий: «Я положительно отношусь к человеку, пока тот не обоснует оборотное».

Все, не считая диктатуры

Что сможете простить режиссеру, а что — никогда?

— Режиссеру можно простить почти все, не считая, пожалуй, диктатуры. Не выношу тупой вертикальной диктатуры, когда крайний аргумент это: «Я — начальник, а ты — дурачина. Почему? Поэтому что я режиссер!». Такового простить не могу. Я приверженец горизонтального управления, и когда сам выступаю режиссером проекта, стараюсь сделать на площадке доверительную атмосферу, без напоминания о том, кто основной. Все и так соображают, кто основной, это не надо добавочно декларировать. Это относится и к театру, и к кино.

Есть возлюбленные режиссеры? Если да, то, что вы сами вкладываете в смысл этого слова по отношению к ним?

— Есть режиссеры, с которыми мне приятно работать. Елена Хазанова, режиссер телесериала «Надежда» — одна из их. Почти во всем это соединено с ее открытыми личными человечьими свойствами, ее европейским взором на кино и компанию кинопроцесса. Также есть превосходный режиссер Влад Фурман, который снял «Загадочною страсть», и я бы поработал с ним еще. Он пример горизонтального демократического управления. И, естественно же, Рэйф Файнс! На площадке ему не надо добиваться определенного дела к для себя, поэтому что он не только лишь внимательный режиссер, но к тому же выдающийся английский актер. Я помню, как во время съемок сообразил, что мне не хватает сигары и коньяка в качестве реквизита, чтоб посодействовать для себя в данной сцене. Рэйф выслушал меня, и через минутку на площадке возник нужный реквизит, а сцена заиграла иными красками. С Рэйфом мне тоже хотелось бы поработать еще.

На что готовы ради роли?

— Я согласен на все в рамках закона. Прыгнуть в ледяную воду без дублера — пожалуйста. Если нужен большой план влажного лица и тела опосля проруби, к примеру — я постоянно готов. Все ради кадра — мой лозунг!

Предлагаете режиссеру свое видение роли?

— В качестве актера на съемочной площадке стараюсь погасить такие амбиции и заниматься развитием собственного персонажа, проживать его. Постоянно обсуждаю сцену и роль с режиссером еще до начала съемок, «на берегу». Во время съемочного процесса на это нет времени.

Обмен ролями

Как вы относитесь к тому, что вас ассоциируют с иными актерами? Для вас, как творческому человеку, это грустно либо лестно? К примеру, почти все считают вас с Сергеем Перегудовым чуток ли не родственниками.

— С Сережей Перегудовым нас вправду повсевременно ассоциируют. А в один прекрасный момент у нас была смешная история, сплетенная с Пашей Деревянко. Я пришел в театр, где работал, а мне молвят: «Ой, Леша, ты так отлично сыграл Батьку Махно! Совершенно замечательно!». Я говорю: «Ребята, вы что обалдели! Это Паша Деревянко сыграл, я и рядом не стоял». (Смеется.) И Кира Плетнева в ту же компанию. Пора нам сыграть в «Братьях Карамазовых» — Иван, Дмитрий, Алеша и Смердяков, чтоб все сообразили, что мы — четыре различных актера. Я отношусь к этому с юмором.

Как поступаете, когда по роли вас наряжают в нехарактерные для вас и постылые облачения?

— Да замечательно! В каждой роли необходимо идти от себя — и как можно далее. Чем далее от моего собственного стиля в одежке, тем проще отыскать внутри себя новейшие грани. Система перевоплощения на данный момент уже не работает в кино, а в театре работает. В кино перевоплощаться можно лишь в самого себя. На одной из репетиций Петр Наумович Фоменко произнес Людмиле Максаковой: «Людочка, ты перевоплощайся в себя!». Я с наслаждением брал этот лозунг как собственный свой.

«Мой герой – супруг Нади, сорокалетний басист, музыкант, играющий в группе, но ничего, по большенному счету, не добившийся»Фото: материалы пресс-служб

А совершенно какой стиль в одежке для вас близок?

— Ранее я предпочитал традиционный стиль, но в крайнее время есть возможность поменять собственный стиль любой денек. Один денек щеголять в классике, 2-ой — в рэп-стиле, 3-ий — еще в чем-нибудь. Моя теща Марина Станчиц — прекрасный стилист, нередко консультирует меня в одежке, потому я стараюсь смотреться на все 100 раз в день.

Театр стоит у вас на первом месте?

— Не могу сказать, что я делю 1-ое и 2-ое пространство меж театром и кино, либо меж музыкой и преподаванием. Все это — часть огромного художественного творческого поля. Театр для меня, вне сомнения, важен, но также важны и кино, и остальные виды искусства.

Почему вы уходили из профессии на некое время? Чем занимались в те пару лет, что достигнули, что приносило наслаждение?

— Это случилось сначала 2000-х годов, когда были огромные препядствия в театральной среде и киноиндустрии — не достаточно что снималось и ставилось. Спектакль ставили не за три-четыре месяца, как на данный момент, а за два-три года. У Льва Абрамовича Додина, например, были постановки с долгим репетиционным действием, театр не был обеспечен финансово. Когда я стал осознавать, что художественных и денежных перспектив нет, ушел на три года в сферу рекламы и PR. Стал PR-директором большой группы маркетинговых компаний в Москве, у меня были подчиненные — PR-менеджеры, которые делали мои задания. Купил книжку «PR для чайников», исследовал ее и все эти годы играл роль PR-директора, не будучи им полностью.

Что вышло, почему решили возвратиться назад в театр?

— Роль PR-директора давалась мне отлично, но я понял, что PR и реклама — не совершенно то дело, которым я желаю заниматься всю жизнь. Как раз в то время мне подвернулась история с ролью Шута в «Короле Лире» у Льва Абрамовича Додина в Малом Драматическом театре, театре Европы в Санкт-Петербурге. Я был приглашен на пробы, прошел их и остался в театре.

А это правда, что вы постоянно желали быть ведущим телевизионных программ?

— Вправду, с юношества я желал вести достойные внимания телепередачи. И преуспел в этом, поэтому что почти все в моей жизни было соединено с телевидением. Во-1-х, детская театральная студия «Представь» при Петербуржском телевидении, где в лихие 90-е мы, будучи детьми, читали стихи Мандельштама, Гумилева, Ахматовой, Маяковского и Дона-Аминадо, поэта-эмигранта, переехавшего в Париж. Позднее я вел передачу «Есть упоение в бою» о истории российских дуэлей и карточных игр. Потом была передача «Неприкосновенный припас», издательство «Новое литературное обозрение» Иры Прохоровой, где моя речь начиналась приблизительно так:

«Здрасти, меня зовут Алексей Морозов, и мы с вами побеседуем о локальном индивиде фрустрационной концепции, который должен игнорировать тенденцию парадоксальной иллюзии». Вот таковыми определениями я оперировал в достаточно молодом возрасте. (Смеется.) Опосля этого была передача «Заповедная область с Алексеем Морозовым» на канале «Наша родина — Санкт-Петербург». Для данной передачи я ездил по Ленинградской области и говорил свои воспоминания о культурных, исторических и религиозных монументах. Это было тоже достаточно интересно. Одной из крайних передач была «Петроград 17-го», где я ездил по разным революционным адресам, связанным с революцией, и говорил о истории этого места. Так что телевидение сыграло для меня весьма важную роль.

Готовы были ради этого распрощаться с актерством?

— Нет, естественно, не готов. Это было быстрее доп занятием. Театр и кино постоянно стояли для меня на первом месте. Но мое телевизионное видение, роль в телевизионных программках — тоже принципиальная часть моей жизни.

Вас можно именовать актером со счастливой театральной судьбой, как бы вы окрестили вашу кинокарьеру?

— Мою кинокарьеру я бы именовал «спорадической». Выходят какие-то массивные проекты, но не так нередко, как хотелось бы. С иной стороны, не охото нередко мерцать из кадра в кадр, из кинофильма в кинофильм: зритель от этого утомляется, а у актера не остается времени настроиться на каждую работу в кино. Таковым образом можно «выхолоститься» как актер. Создавать массивные киноработы раз в один-два года — полностью довольно.

Как отбираете роли, на что не соглашаетесь. Что первично?

— Сначала, мне принципиальна сама история и роль моего персонажа в данной истории. Это 1-ое, на что я обращаю внимание. Есть ли «арка» персонажа? Развивается ли мой герой от начала к концу? Смотрю на то, играл ли я похожие роли ранее. Если не играл схожее — соглашаюсь немедленно. А если были похожие роли, есть пространство для размышлений, и соглашаюсь, лишь если есть увлекательная история. В любом герое я стараюсь отыскать новейшие проявления, которые не употреблял в прошлых фильмах.

Источник: womanhit.ru

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
idei-na-kuhne.ru